• Новости
• Спонcорам
• Библиотека
• Авторы
• Предприятие

...Но и здесь стоит повторить, что уж если слово "свобода" имеет неопределенный смысл, то таков же смысл и слова "конституция", что люди, проповедующие прямо противоположные доктрины, делают вид, по крайней мере, будто исходят из принципов конституции, что поэтому правило определения наших понятий свободы на основе принципов нашей конституции — не есть правило, и мы, следовательно, в этом смысле не продвинулись вперед ни на шаг. Однако ответ напрашивается сам собой. Да, правда, ранее были люди, которые долго и упорно пытались говорить и писать о том, что химера вызвала к жизни и ввела в обиход прерогативу, оспаривая ее (т. е. свободы) реальность как права, внутренне присущего короне, обоснованного в конституции и равно необходимого как для поддержания праведного авторитета короля, так и для защиты его подданных.

Насколько вероятна была потеря наших свобод в результате господства таких доктрин со всеми вытекающими отсюда последствиями и практическими мерами, на них основанными, частично явствует из последовательного умаления статуса различных партий. Но, к счастью, подобное "продвижение" от свободной конституции к конституции рабской было остановлено революцией, а сами эти понятия настолько стерлись в течение последующих 46 лет, что лишь единицы остаются им верны и поныне, но ни по численности, ни по значению они не могут претендовать на то, чтобы считаться одной из наших общенациональных партий. Справедливо и то, что и сегодня есть люди, которые стремятся воплотить те же замыслы, но другими методами. Прежние нападали на нашу свободу, эти подрывают ее. Прежние были дикими животными, эти же—убогие черви земли; подобно прочим насекомым, сами явившись из грязи и будучи гнуснейшими среди животного царства, они способны грызть, терзать и отравлять ядом все вокруг, а если дать им размножаться и делать свое дело,— могут опустошить самую плодородную страну. Подкуп и зависимость — вот их излюбленные темы. Они ратуют за первое как за средство правления, достойное похвалы, и за второе — я имею в виду продажное, скрытое прихлебательство — как за неотъемлемую часть нашей конституции.

Когда же удается, насколько это им по силам, ввести нас в замешательство по поводу существующих у нас понятий зависимости и независимости, они тешат себя мыслью, если дозволено назвать столь высоким словом их софизмы, будто бы независимость каждой из частей законодательного организма, особенно короля, возникает из зависимости остальных частей от нее. Однако это бессмыслица, абсурд. Бессмыслица — потому что конституционная независимость каждой части легислатуры присутствует равно в той мере, в какой ей предписаны конституцией же строго определенные права, полномочия и привилегии. Но тогда утверждение, будто независимость одной части возникает вследствие зависимости другой, малоосновательно, так как независимость эта состоит целиком и полностью в свободном, беспристрастном, не подверженном постороннему влиянию и независимом осуществлении прав, привилегий, и полномочий каждым подразделением настолько широко, насколько позволяет конституция или, другими словами, до того момента, пока конституция не приостанавливает это свободное осуществление и не подчиняет деятельность какой-то одной части,— но отнюдь не частному влиянию, а общественному контролю со стороны прочих частей законодательства. До этого момента независимость каждого подразделения, согласно конституции, абсолютна. С этого же момента начинает проявляться конституционная зависимость каждого подразделения от остальных.

Говорить о независимости как категории, закрепленной от природы за королевской властью, Палатой лордов или Палатой общин, которые суть создания рук человеческих, а не творения природы,— глупо и нелепо. Это еще и абсурдно, ибо абсолютно уничтожает то, что призвано обосновывать. Ведь если независимость А проистекает из зависимости В, а независимость В — из зависимости А, то и А и В оба зависимы, а, следовательно, никакой конституционной независимости не существует. Корона раздает почесть и распределяет государственные посты. Этого никто не оспаривает, да, я полагаю, никто и не собирается менять. Однако возникает вопрос, потеряет ли король свою конституционную независимость, учитывая, что Палата общин назначает ему ассигнования, т. е., будучи лишен права возвращать часть денег членам самой палаты в форме постов и пенсий?

Я бы мог весьма глубокомысленно обосновать это с многих, даже смехотворных сторон. Однако сам предмет рассуждения порождает иные чувства, нежели смех, хотя логика этого рассуждения заслуживает толкования скорее насмешливого, чем серьезного. Прошу меня извинить за многословие по столь ничтожному поводу, и позвольте мне продолжать.

Невзирая на все стремления исказить нашу конституцию — ранее в пользу королевской прерогативы, весомость которой обрекала ее на уничтожение, а в настоящее время — в пользу продажности и продажной зависимости, которые вскоре принесут ей погибель, главные принципы британской конституции просты и очевидны, они закреплены — насколько любым истинам дано закрепляться в сознании людей — в самых что ни на есть определенных понятиях. Положения нашей конституции и дают нам в руки легкое и безошибочное правило, по которому можно судить о состоянии нашей свободы.

Подъем или упадок одной части государственного строя определяют подъем или упадок всех остальных, а сила или слабость одного — безопасность или опасность других. Нас нельзя лишить свободы, покуда существует и действует конституция, как нельзя отторгнуть от нас конституции, покуда мы сами не станем соучастниками тех, кто нарушает ее. Ибо в нашей конституции заложено больше, нежели в любой другой, древней или нынешней, не только для сохранения свободы, но и для продления собственной долговечности вплоть до бессмертия, если таковым может стать творение рук человеческих...