Веришь ли?

Ткань южной ночи тоньше иных шелков…

Веришь ли, милый, от холодов февральских

память теперь ускользает гораздо чаще,

царству теней доверяя ненужность слов.

Их караваны утонут в пустыне лет

(горстью песка не измерить часов стеклянных) —

ведь, когда в тысячный раз сам собой обманут,

в тысячный раз понимаешь, что правды нет,

а догоревший закат — это только блик,

лунной дорожкой украсивший дно каноэ…

Плыть без весла неудобно, но все равно, лишь

бы суметь повторить кривизну реки,

и, к географии жизни добавив смысла,

перенести все обиды за контур карты…

…Ткань южной ночи скользит, не желая падать

с темного неба, что прячет мою улыбку.

За окном

Царство твоей мечты потерялось в раю кустарном —

здесь провода переносят письма, подобно птицам…

Имя ночного поезда прячется в тень вокзала,

вплоть до последней буквы — не смея остановиться.

Больше не верь превращеньям чужим,

ведь объятья снега

тают по-прежнему, пряча обиды в лужах…

Тонкая кисть рябины рисует нежность,

в том одиноком городе, где не нужно

"вечность" писать с заглавной —

усталость сродни привычке,

как и битье хрусталя в ожиданье счастья.

Почерк все тише, размеренней и обычней,

зная свое неумение возвращаться

на год назад.

…Обжигающий блеск заката

зимними блюзами тронет кору деревьев.

Там, за окном, забывая о снах и датах,

в танце слепых огней полыхает время…

Войди в мой храм

Войди в мой храм, в котором нет икон —

лишь темнота, покинутая Богом…

Движенья лиц так медленно и строго

вплетаются в эклектику времен

полубеспамятства,

и снятые замки

железною рукой хватают двери…

…Приняв однажды искренность за веру,

мы хижину сложили у реки —

босая ночь ходила по стеклу,

обрамлена холщово-черной робой,

в который раз испытывая робость

перед моментом совпаденья рук…

Все невпопад.

И золото чернил

засохшими мазками акварели

готово отцвести…А мы хотели

всего-то два — три слова изменить…

Тростинка-дудочка, вчерашняя свирель,

умолкла насовсем,

и толпы нищих,

не попадая в след, все так же ищут

останки наших самых светлых дней.

…Не смейся и не плачь, и Бог войдет

с тобою за руку,

в мой храм осенним утром,

и темнота покажется — как будто-

полоска витража над алтарем…

Медленно

Мы медленно сходим с ума,

прикоснувшись к горячке зимы…

Мы снова больны откровеньем распахнутых окон.

И мертвые лица цветов (прошлогодние сны)

теряются в памяти вазы разбитой. Им плохо…

Им горько —

расстаться с похожим на легкую дрожь,

рассеянным воздухом каждого нового утра…

…Ты буквы меняешь в словах, и по-прежнему ждешь,

не веря в обычных значений обычную мудрость,

кивка перемен.

Прикоснувшись к горячке зимы,

сухие цветы оживают забытым дурманом

летящего снега.

И так неприкаянна мысль

о вазе разбитой, чью память ничем не обманешь…

Расставаться и верить

Расставаться и верить, что где-то — не здесь, не сейчас -

будет все хорошо...

Умываться росою кленовой,

не заметив, что век листопада сменился для нас

не весенним дождем, а холодным, искусственным словом.

Говоришь, помнить легче? Но дом мой по-прежнему пуст,

и бумажные белые птицы сбиваются в стаи;

Им недолго лететь —

тростниковая летопись уз

звуком тонкой свирели привычно назад возвращает.

Расставаться и верить — в бездушные стрелки часов,

чьи граненые лица мелькают вдоль стенок манежа

циферблатного дня…

Говоришь, будет все хорошо?

Отчего же тогда покрывается корочкой снежной

эхо теплых дождей на ладони усталой зимы,

и вздыхают украдкой расплывчато-серые шубы?..

…не касаясь толпы, исчезает вчерашнее "мы",

телеграфной строкой

уходя к своему

н и о т к у д а…

Не оставляй

Туман за окнами уснул перед рассветом…

…Не оставляй меня одну на этом свете.

Подарит первый снег декабрь —

светлеет память;

Я буду снова рисовать тебя стихами…

В разноголосице дорог все те же буквы,

и праздникам назначен срок для смены будней;

Искрящийся хрусталь зимы —

свет на ресницах…

Продлившееся слово "мы" мне будет сниться,

от холодов и до тепла, сквозь шаль тумана

перед рассветом проходя.

Но как же мало

пути, что меряет иглу до точки смерти…

…Не оставляй меня одну на этом свете.

Не оставляй меня — храни

в сердцебиеньи;

И пусть все прожитые дни исчезнут тенью,

что птицей сорвалась наверх, за своды арок...

Декабрь роняет первый снег — тебе в подарок.